О популяризаторах и улучшателях

Ну вот и всё! На Первом канале завершилась демонстрация отечественного сериала «Сальса» — аж в 12-ти сериях. И пока сальса-эксперты оттачивают своё мастерство на бескрайних просторах интернет-ристалищ (перемывая косточки создателям фильма или, наоборот, вознося авторов картины до небес), давайте поговорим о предмете, который вроде бы и не относится напрямую к сериалу, однако некое касательство к сальсе всё же имеет. Итак, речь пойдёт о популяризации и популяризаторах.

Я думаю, в той или иной степени каждый сальсеро сталкивался с этим явлением. На первых порах «популяризаторство» свойственно, наверное, вообще любому из нас: внезапно перед тобой открывается волшебный новый мир, и на волне восторга ты пытаешься поделиться своим открытием с каждым — хочет он того или нет. У большинства это рвение через какое-то время проходит, заменяясь более глубоким погружением в любимое дело.

Совсем иначе — у популяризаторов по складу характера, по зову сердца. Их любимый конёк — улучшение, усовершенствование сальсы; причём это самое улучшение в девяноста девяти случаях из ста предполагает приближение ко вкусам людей, имеющих минимальное отношение (а в идеале — вообще никакого) к Латинской Америке в целом, и к сальсе — в частности. Это в равной степени относится и к музыке, и к танцам, и просто к сальса-жизни. Я ощутил это на своей собственной шкуре, когда (кажется, весной 2006-го года) Первый канал решил снять для программы «Время» сюжет о любителях всего латиноамериканского в нашей стране; видео было приурочено к турне президента России по странам Латинской Америки.

Дело вкратце было так: мой товарищ по сальсе Дима Плаксин знаком с журналисткой Олесей Кузиной, которой поручили снять сюжет для Первого; и когда она попросила «ввести её в тусовку», Дима, по доброте душевной, порекомендовал меня. Я, в свою очередь, попытался перевести стрелки на Лёшу Алексенцева, но совсем отвертеться мне всё же не удалось. Съёмки были намечены на среду, а по средам — московские танцоры тех времён это прекрасно помнят — большинство сальсеро столицы танцевали в клубе «Туннель» на Лубянке.

Ну, и понеслось. Признаюсь, иногда я подтормаживаю: я ведь всерьёз считал поначалу, что телевизионщикам нужен рассказ о реальной сальса-тусовке. Куда там! Телезритель непременно должен был получить ту картинку, которая соответствовала бы представлению журналистов Первого о Латинской Америке. Результат — сюжет «о человеке, который днём работает в Центральном банке, а вечерами превращается в мачо», — вы можете посмотреть сами, а вот про то, что осталось за кадром, я вам сейчас расскажу.


Во-первых, несостоявшийся главный герой (то есть я) должен был предстать перед изумлённой публикой в каком-нибудь опереточном костюме а-ля бальные танцы (ну, вы понимаете: где я, а где рубашечки со стразиками). Олеся даже размечталась запечатлеть меня «на контрасте» — на работе в ЦБ, а потом — на дискотеке; но я быстро её разочаровал: никто сальсу «в стразиках» не танцует. — Это, конечно, было фиаско.

Во-вторых, я непременно должен был пить мохито. Типа, такой заканчиваю танец — и сразу в бар: «Шеф, как обычно — смешать, но не взбалтывать!» — Впрочем, нет, это уже из другой оперы. — Так вот, за время съёмок в «Туннеле» я выпил этого мохито столько, сколько за всю жизнь, наверное, не пил. А главное (маленькая деталь) — за свой счёт, так что мог ни в чём себе не отказывать. К счастью, эти фрагменты в окончательный вариант сюжета не пошли.

В общем, получилось то, что получилось, причём одна из ключевых фигур московской сальса-тусовки «древних времён», когда сальса в Москве ещё только начиналась, добрейший и замечательнейший Элиас Видаль, показан в сюжете исключительно как шеф одного из модных ресторанов, а не как один из отцов московской сальсы (сколько он народу научил сальсе — бескорыстно и от души — и не пересчитать).

Или вот вам другой пример. Организатор одного из самых крутых российских сальса-фестивалей как-то всерьёз говорил мне о том, что сальса всё-таки сложновата для русского уха, для людей с улицы, а нам бы надо популяризировать сальсу, внедрять её, так сказать, в массы. А посему — надо бы на сальса-фестивалях ставить поменьше сальсы (на сальса-фестивале — поменьше сальсы, ёшкин кот!), побольше бачаты (она как-то попроще, подоступнее), да и Рикки нашим Мартином гнушаться вовсе не след. Люди, в сущности, любят «латину», только надо её адаптировать под местные вкусы, подрихтовать, подшлифовать — в общем, улучшить.

Я мог бы припомнить здесь знаменитый «Миллениум Волга-стайл» (желающие могут поискать видео сами на Ютюбе), или желание некоторых преподавателей непременно улучшить сальсу (не свой личный уровень в танцах, нет — танец сальса вообще — ну, маловата она в плечах кому-то, развернуться негде), но это всё вещи уже давно известные в сальса-кругах, своего рода хрестоматийные. Подобное «улучшение» уже пережили танцы, известные нам по программе спортивных бальных танцев. Лучше скажу о том, что беспокоит меня значительно больше — о музыкантах и сальса-ди-джеях, людях, которые, казалось бы, должны понимать исполняемую ими музыку на «генетическом уровне», на уровне инстинкта. — Увы, сплошь и рядом здесь встречается то же самое: признаваясь в любви к кубинской культуре, в страсти к её музыке, музыканты порою так отделывают кубинские музыкальные шедевры, что их и родная мама бы не узнала. Частенько сальса-ди-джеи ставят не оригинальные «дикарские» кубинские песни, а «каверы», сыгранные европейскими группами — значительно более ровные, «упорядоченные», а потому — более понятные массовому слушателю. Увеличат ли эти ухищрения сальса-аудиторию? — Сильно сомневаюсь: те, кому по вкусу латин-поп, и будут слушать его, а настоящие поклонники сальсы (и так немногочисленные) загонят себя в гетто.

В общем, в сальсе — как в семье: глупо пытаться улучшить своих родителей, сделать их более привлекательными для чужих людей, приспособив под современный уклад. Сальсу (как и родителей) нужно просто любить — такой, какая она есть. Остальное — от лукавого.